У.Джекобс       Англия

Обезьянья лапка

The Monkeys Paw 1967

За окном хлестал холодный ливень, но в маленькой гостиной на вилле Лабернум шторы были задернуты и в камине ярко пылал огонь. Сын с отцом склонились над шахматной доской: последний, свято веривший в теорию быстрых разменов, безо всякой необходимости загнал собственного короля в ситуацию столь безнадежную, что даже его жена — седовласая женщина, тихо вязавшая у окна,— не смогла удержаться от замечаний.

— Ты только послушай, какой ветер,— заметил мистер Уайт как бы невзначай; слишком поздно осознав свою роковую ошибку, он теперь пытался отвлечь внимание сына от партии самым наивным из всех возможных способов.

— Слышу,— ответил Герберт, мрачно оглядел доску и по­тянулся к фигуре.— Шах.

— Наверное, не придет он уже.— Рука отца застыла над доской.

— Мат,— отрезал сын.

— Вот вам все прелести прозябания у черта на куличках!— взревел мистер Уайт с необъяснимой яростью.— Много в мире непролазных, забытых богом дыр, но наша уж точно самая мерзкая. К воротам пойдешь — в болоте увязнешь, выберешься на дорогу —смоет рекой! И что они там себе думают? Хотя, что им думать-то: всего два дома у дороги осталось — стоит ли беспокоиться?...

— Ну-ну, не переживай так, милый,— ласково вздохнула миссис Уайт.— В следующий раз выиграешь обязательно.

Мистер Уайт поднял глаза и уже раскрыл было рот, чтобы дать достойный отпор, но перехватил понимающий взгляд, каким жена обменялась с сыном, и ничего не сказал, спрятав виноватую усмешку в реденькой бороденке.

— Ну вот и он, наконец,— вздохнул Герберт.

Действительно, во дворе громыхнула калитка, и тут же послышались тяжелые шаги по дорожке.

Старик вскочил с места и поспешно, как подобает радушному хозяину, отправился открывать дверь; несколько секунд спустя он уже встречал гостя, шумно извиняясь перед ним за непогоду. Последний и сам не преминул выразить себе сочувствие, так что миссис Уайт даже причмокнула на­смешливо: «Ах, ах, глядите-ка!» — тут же, впрочем, подавив реплику деланным кашлем. В комнату вошел муж; за ним следом ввалился здоровенный детина с глазками-бусинками и рубиново-красной физиономией.

— Старший сержант Харрис,— представил гостя мистер Уайт.

Тот пожал всем руки, сел в придвинутое к огню кресло и стал весьма благосклонно взирать, как хозяин достает бутыль виски с тумблером, а хозяйка ставит на огонь чайник. После третьего стаканчика глаза у гостя разгорелись, и он, расправив широченные плечи, повел рассказ о диких нравах и мужественных поступках, о войнах и эпидемиях, о неостижимой жизни далекого, чужого народа. Семейный кружок внимал рассказчику с живейшим интересом.

— Двадцать один год отдал службе,— кивнул в его сторону мистер Уайт, обращаясь к жене и сыну.— Уезжал от нас, помню — был такой худенький малец со склада, а теперь вы только на него поглядите!

— Что ж, служба ему, похоже, не очень-то повредила, — вежливо заметила миссис Уайт.

— Вот бы и мне в Индию съездить,— мечтательно протянул старик.— Просто так — поглядеть хотя бы, как люди живут.

— Сиди уж лучше, где сидишь,— покачал головой старший сержант и тихо вздохнул, поставив на стол опустевший стакан.

— Посмотреть бы на все эти древние храмы, на факиров с жонглерами... Кстати, что это ты начал рассказывать мне на днях, а, Моррис? Об обезьяньей лапке?

— Ничего,— поспешил ответить солдат,— ничего, во всяком случае, такого, что заслуживало бы внимания.

— Об обезьяньей лапке? — удивилась миссис Уайт.

— Да так, ерунда... То, что у нас называется колдовством,— бросил небрежно Моррис.

Все трое невольно подались вперед. Гость рассеянно поднес к губам пустой стакан и вновь поставил его на стол; хозяин мигом исправил оплошность, наполнив его.

— Посмотришь на нее —так, ничего особенного: самая обычная лапка, только мумифицированная.— Порывшись в карманах, сержант достал оттуда талисман и протянул на ладони. Женщина в испуге отпрянула, но сын взял лапку и с любопытством ее осмотрел.

— Ну и что же в ней примечательного? — поинтересовался мистер Уайт после того, как, отобрав лапку у Герберта, сам тщательно изучил ее и положил на стол.

— Она заколдована старым факиром,—ответил Моррис. — Очень, очень был святой человек. Он решил доказать всем, что нашей жизнью управляют законы судьбы и что каждый, кто попытается в них вмешаться, будет наказан. Согласно его заклинанию лапка должна трижды — трем разным людям — исполнить по три желания.

Заключительные слова прозвучали необычайно торжественно; смех хозяев, напротив, — дребезжаще-фальшиво.

— Ну и почему же, вы, сэр, до сих пор не использовали свои три попытки? — первым сообразил Герберт.

Сержант бросил на него такой взгляд, каким лишь умудренный опытом старец может взирать на юного выскочку.

— Я использовал их,— тихо сказал он, и пятнистое лицо его слегка побледнело.

— А кроме вас, кто-нибудь уже это сделал? — поинтересовалась пожилая леди.

— Да, был еще один человек,— вздохнул Моррис.— Не знаю, какими были его первые два желания, но в третий раз он попросил о смерти. Так она ко мне и попала.

Слова эти были произнесены столь серьезно, что в ком­нате наступило гробовое молчание.

— Ну, раз ты себе желания уже загадал, тебе она ни к чему,— наконец заговорил старик.— Для чего же ты ее у себя держишь, а?

— Просто так, наверное, смеха ради,— покачал головой сержант.— Была у меня мысль продать ее кому-нибудь, да что-то сейчас я засомневался. Слишком много успела она причинить зла. Да и потом, кто ее купит? Любой скажет: пусть она хоть одно желание мне исполнит, а уж деньги по­том.

— А если оы теое предложили загадать еще три желания, ты бы, наверное, не отказался? — старик внимательно взглянул старшему сержанту в глаза.

— Вот уж, право, не знаю,— ответил гость.— Нет, не знаю даже, что на это ответить.

Он взял лапку большим и указательным пальцами, поболтал ею немного в воздухе и вдруг швырнул ее в камин. Слабо вскрикнув, мистер Уайт упал на колени и выхватил талисман из огня.

— Брось ее, пусть сгорит,— произнес сурово солдат.

— Если она, Моррис, тебе не нужна, отдай ее мне.

— Нет,— ответил тот,— я уже бросил ее в огонь. Хочешь — забирай, но только пеняй потом на себя. А лучше послушай меня: брось ее туда, откуда достал.

Старик лишь угрюмо покачал головой и принялся разглядывать приобретение.

— А как это делается? — спросил он наконец.

— Поднимаешь ее вверх в правой руке и произносишь вслух свое желание. Но учти — я предупредил тебя о по­следствиях.

— У нас тут с вами прямо «Арабские ночи»,— заметила миссис Уайт и поднялась, чтобы накрыть на стол.— Попроси для начала у лапки, чтобы к моим двум рукам еще добавилась парочка.

Муж тут же полез за талисманом в карман, и Моррис перехватил его руку с таким испуганным выражением лица, что все трое невольно расхохотались.

— Если уж тебе необходимо придумать желание,— хрипло пробормотал он,— пусть это будет по крайней мере что-нибудь благоразумное.

Мистер Уайт положил талисман обратно в карман, расставил стулья и жестом пригласил друга к столу. За ужином все об обезьяньей лапке совершенно забыли, а после еды переключились на Морриса, приступившего ко второй части своих индийских воспоминаний.

— Если история об обезьяньей лапке столь же правдива, как и все остальное, что он тут нам рассказывал, вряд ли мы сумеем извлечь из нее много пользы,— заметил Герберт после того, как гость, закрыв за собой дверь, поспешил на последний поезд.

— Ты ему, конечно, за нее еще и заплатил? — Миссис Уайт бросила на мужа испытующий взгляд.

— Так, самую малость,— признался тот и слегка покраснел.— Он-то денег брать не хотел — наоборот, все уговаривал меня избавиться от нее поскорее.

— Ну еще бы: теперь мы, считай, богаты, знамениты и счастливы,— бросил Герберт, изобразив на лице притворный ужас.— Попроси лапку, чтобы она сделала тебя каким-нибудь императором, папа,— это уж точно избавит тебя от придирок,— добавил он и тут же бросился вокруг стола наутек, спасаясь от миссис Уайт, вооружившейся рулоном мебельной обивки. Мистер Уайт вынул лапку из кармана и смерил ее скептическим взглядом.

— А ведь действительно, даже не знаю, чего и пожелать. Все вроде бы есть,— проговорил он медленно.

— Как же, а налог на недвижимость? — Герберт остановился за его креслом и положил ладони отцу на плечи.— Закажи себе фунтов двести — будет совсем уж полный порядок.

Отец поднял талисман и смущенно, словно посмеиваясь над собственным простодушием, улыбнулся. Сын тотчас уселся за фортепиано и, не преминув подмигнуть матери, с самой торжественной миной ударил по клавишам.

— Хочу, чтобы у меня появились двести фунтов, — отчетливо провозгласил пожилой джентльмен под грохот звучных аккордов и... внезапно вскрикнул. Музыка оборвалась. Мать с сыном немедленно к нему подскочили.

— Она шевельнулась!— воскликнул мистер Уайт.— Лишь только я произнес эти слова, как она змеей извернулась в моем кулаке!

— В любом случае, денег я что-то не вижу.— Сын поднял лапку с пола и положил ее на стол.— И готов побиться об заклад, не увижу их никогда.

— Тебе это показалось, отец.— Миссис Уайт бросила на мужа обеспокоенный взгляд. Тот покачал головой.

— Да, в общем-то, какая разница. Ничего страшного не произошло, но уж очень все это было неожиданно. Все трое снова расселись у огня: мужчины раскурили трубки. Ветер снаружи неистовствовал пуще прежнего. Где-то наверху хлопнула дверь: старик поднял голову и долго глядел в потолок. В комнате воцарилась непривычная, гнетущая тишина. Наконец старики поднялись, чтобы отправиться спать.

— Готовься найти пару монет в большом мешке посреди кровати,— заметил Герберт, пожелав им спокойной ночи.— И уж, конечно, на шкафу обязательно будет сидеть, скорчившись, нечто ужасное: должен же кто-то понаблюдать за тем, как ты прикарманиваешь неправедным путем нажитое добро...

Некоторое время юноша сидел в темноте один, вглядываясь в последние блики угасающих угольков, где одна за другой у него перед глазами стали возникать вдруг фантастические образины. Последняя омерзительная физиономия была так похожа на обезьянью морду, что он изумленно поднял брови, усмехнулся, нащупал стакан на столе и выплеснул остатки воды в камин. Ладонь его случайно легла на обезьянью лапку. Он вздрогнул, вытер руку о ночной халат и отправился спать.

На следующее утро, сидя за завтраком и жмурясь от яркого зимнего солнца, старик со смехом вспоминал свои недавние страхи. Чем-то буднично-здоровым дышала комната — чего так не хватало ей предыдущим вечером... Грязная сморщенная лапка, как бы в знак полного недоверия к ее мнимым достоинствам, оказалась заброшенной на буфет.

— Отставники — они, наверное, все одинаковы, — заметила миссис Уайт.— Да и мы хороши — уши развесили. Кто это слыхивал, чтобы в наши дни и вдруг исполнялись желания. И потом, скажи-ка, отец, ну как могут тебе повредить лишние двести фунтов?

— Почему же — а ну как упадут с неба, да и прямо ему на голову? — легкомысленно встрял Герберт.

— Моррис говорит, это происходит естественно, как сов­падение,— сказал отец.

— Ну хорошо, ты, главное, не находи ничего до моего прихода.— Герберт поднялся из-за стола.— Не то эти деньги превратят тебя в жадного скупердяя, и нам с мамой придется от тебя отказаться.

Миссис Уайт со смехом проводила сына к двери и, проследив взглядом, как он перешел дорогу, вернулась к столу, где долго еще потешалась над легковерностью мужа. Впрочем, это не помешало ей сначала со всех ног поспешить к порогу на стук, а затем недобрым словом помянуть пагубные привычки отставного сержанта: оказалось, что это по­чтальон принес счет от портного.

— Ну что ж, у Герберта, когда он вернется, будет хороший повод для новых шуток,— сказала она, когда они сели обедать.

— Так-то оно так,— мистер Уайт подлил себе пива. — Но в том, что эта штуковина шевельнулась, могу поклясться.

— Показалось,— мягко возразила жена.

— Говорю тебе — шевельнулась. И ничего мне не казалось. Я просто... Что там такое?

Миссис Уайт не ответила. Она наблюдала за странными маневрами незнакомого мужчины, который, как-то робко поглядывая на дом, похоже, никак не мог решить, входить ему или нет.

Невольно связав появление незнакомца с двумястами фунтов, миссис Уайт тут же отметила про себя, что он хорошо одет, на голове у него обтянутый шелком котелок, сияющий новизной. Трижды человек замедлял шаг у ворот, трижды проходил мимо и лишь на четвертый раз остановился, с неожиданной решимостью толкнул калитку ворот и по дорожке направился к дому. Миссис Уайт быстренько развязала фартук, сунула эту не слишком привле­кательную деталь своего туалета за подушку кресла и пошла к двери. Несколько секунд спустя она ввела гостя в комнату. Он, казалось, был чем-то очень смущен.

Пока миссис Уайт извинялась за беспорядок в комнате, за халат на муже, приберегаемый обычно для работы в саду, мужчина молчал, как бы занятый своими мыслями, и лишь изредка украдкой на нее поглядывал. После того как она смолкла, гость еще несколько секунд собирался с мыслями.

— Меня попросили зайти к вам...—начал он и тут же осекся. Затем вынул из кармана бумажный прямоугольник.— Я пришел к вам по поручению «Моу энд Мэггинс». Женщина вздрогнула.

— Что-то случилось с Гербертом? — проговорила она едва слышно.— Что?

— Ну-ну, мать, перестань сейчас же,— поспешно перебил ее муж,— сядь лучше и не торопись. Вы ведь не принесли нам дурных вестей, сэр? — Он заискивающе взглянул гостю в глаза.

— Мне очень жаль...—вновь начал тот.

— Произошло несчастье?! — воскликнула мать.

— Да, большое несчастье,—кивнул мужчина.—Но... ему не было больно.

— О, слава богу! — всплеснула руками старушка. — Слава...— Она осеклась на полуслове, осознав внезапно зловещий смысл этих слов. Подтверждение своей страшной догадке она прочла на лице незнакомца: тот попытался спрятать глаза.

Миссис Уайт обернулась, положила ладони на руки мужу — он, кажется, так до сих пор и не понял, о чем идет речь. Наступило продолжительное молчание.

— Его... затянуло в станок,—тихо произнес гость.

— Затянуло в станок,— автоматически повторил мистер Уайт. Некоторое время старик сидел, пусто глядя в окно, и сжимал пальцы жены — совсем как в годы юности сорок лет назад...

— У нас больше никого не осталось,— выговорил он наконец, медленно поворачиваясь к гостю.— Это... так тяжело.

Мужчина откашлялся, поднялся с места и подошел к окну.

— Руководство компании просило меня выразить вам искреннее соболезнование,— заговорил он, не поворачивая головы.— И... прошу вас, поймите: я — их служащий и всего лишь выполняю приказы.

Ответа не последовало: старая женщина сидела с побелевшим лицом и, затаив дыхание, широко раскрытыми глазами смотрела прямо перед собой. Странно выглядел и муж ее в ту минуту: наверное, с таким выражением на лице его друг, старший сержант, шел когда-то в свой первый бой...

— Должен сказать вам, что «Моу энд Мэггинс» снимают с себя всякую ответственность за случившееся,— продолжал гость.— Они не признают за собой вины, однако, учитывая все, что сделал для нашего предприятия ваш сын, хотели бы предложить вам определенную сумму в качестве денежной компенсации.

Мистер Уайт выпустил из рук ладонь жены, поднялся на ноги и с ужасом воззрился на собеседника.

— Сколько же? — спросил он, с трудом шевельнув пересохшими губами.

— Двести фунтов.  Старик не слышал, как вскрикнула жена: он слабо улыбнулся, выбросил вперед руки, словно слепец, и всем телом рухнул на пол.

Похоронив сына на огромном новом кладбище примерно в двух милях от Виллы, старые родители вернулись к себе под крышу — в дом, погрузившийся в безмолвие и полумрак. Первое время здесь стояла странная тишина: не в силах до конца осознать смысл происшедшего, родители, казалось, все еще ждали, что произойдет какое-то чудо и хотя бы чуть облегчит груз страшной утраты, непосильный для их изношенных старых сердец. Но прошло несколько дней, и ожидание уступило место отчаянию — тихому и безнадежному отчаянию старых людей, которое иногда по ошибке принимают за безразличие. Изнуряюще долгими стали дневные часы: были дни, когда мистер и миссис Уайт не находили в себе сил обменяться парой слов — да и о чем было говорить им теперь?

Неделю спустя, проснувшись среди ночи, старик протянул руку и обнаружил, что лежит в кровати один. В комнате было темно, но со стороны окна доносились приглушен­ные всхлипывания. Мистер Уайт приподнялся с кровати, прислушался.

— Иди сюда,— нежно позвал он.— Иди же, простудишься.

— Сыну сейчас холоднее, чем мне,— ответила старая женщина и разразилась слезами.

идея в сон, раздался пронзительный крик:

— Лапка! Обезьянья лапка!

Он испуганно вскочил с кровати.

— Где? Где она? Что случилось?

Жена брела к нему через всю комнату, натыкаясь на мебель.

— Она мне нужна. Ты ничего с ней не сделал?

— Она на полке в гостиной,— пробормотал мистер Уайт, все еще не понимая, в чем дело.— Да что случилось?

— Только сейчас сообразила! — истерически воскликнула старая женщина.— И почему я не вспомнила о ней раньше? Почему ты не вспомнил?

— Не вспомнил о чем?

— У нас в запасе еще два желания,— бросила она скороговоркой.— Мы использовали пока только одно.

— Неужели тебе этого мало? — вскрикнул муж.

— Да! Мы используем вторую попытку. Сейчас же спустись, найди лапку и попроси у нее, чтобы наш мальчик снова был жив.

Старик сел в постели и скинул простыни с трясущихся ног.

— Боже мой, ты сошла с ума!

— Найди ее! — задыхаясь, кричала жена.— Найди скорее и загадай желание. О, мой мальчик, мой мальчик... Мистер Уайт чиркнул спичкой и зажег свечу.

— Ложись в постель,— произнес он дрожащим голосом. — Ты не соображаешь, что говоришь.

— Наше первое желание исполнилось,—пробормотала женщина будто в бреду,— почему же не попробовать еще?

— Совпадение,— заикаясь, произнес старик.

— Разыщи ее и скажи, чтобы наш сын ожил! — закричала она, не в силах унять дрожь во всем теле. Старик обернулся и бросил на жену пристальный взгляд.

— Он мертв уже десять дней,— заговорил он наконец. — Я никогда не стал бы тебе говорить об этом, но... мне удалось опознать его лишь по одежде. Если даже тогда тебе нельзя было видеть Герберта, можешь представить себе, что с ним стало теперь!

— Верни его мне! — завопила старуха и потащила мужа к двери.— Неужели ты думаешь, что я испугаюсь ребенка, которого сама же вырастила?!

Мистер Уайт побрел в темноту, пробрался на ощупь в гостиную и приблизился к камину. Талисман лежал на прежнем месте. Внезапная мысль о том, что, еще прежде чем он успеет унести ноги, невысказанное желание может вернуть в дом изуродованного до неузнаваемости сына, привела старика в неописуемый ужас. Едва переведя дух, он обнаружил, что забыл, в какой стороне находится дверь.

Обливаясь холодным потом, мистер Уайт добрался-таки до стола, пошел вдоль стены и по коридору вернулся к себе в комнату с талисманом в руке. При виде мужа лицо женщины преобразилось. Белое и застывшее, оно несло на себе печать безумного, нечеловеческого ожидания. Старик поймал себя на том, что боится ее.

— Ну, говори! — громко вскрикнула миссис Уайт.

— Это глупо и противно Богу,— запинаясь, пробормотал муж.

— Говори!

— Пусть мой сын снова будет живым. Несколько секунд старик в ужасе глядел на талисман, каким-то образом оказавшийся на полу, затем рухнул в штору: глаза ее горели безумным огнем.

Мистер Уайт посидел немного, время от времени поглядывая в ее сторону, затем почувствовал, что замерзает. Догорающая свеча в фарфоровом подсвечнике, все это время бросавшая на стены и потолок слабые пульсирующие тени. ярко мигнула последним бликом и погасла. С чувством невыразимого облегчения от того, что на этот раз талисман оказался бессилен, старик вернулся в постель: через минуту-другую рядом с ним тихо и вяло опустилась жена.

Мистер Уайт первым не выдержал тяжести мрака: собрав воедино остатки мужества, он потянулся за коробком, чиркнул спичкой и побрел вниз за новой свечой. У подножия лестницы спичка погасла, и в тот самый момент, когда он остановился, чтобы зажечь следующую, послышался вороватый, очень тихий стук в дверь. Коробок выпал у старика из рук, спички рассыпались по полу.

Затаив дыхание, он подождал, пока стук повторится, затем развернулся, бросился по лестнице вверх, вбежал в комнату и закрыл за собой дверь. В третий раз стук разнесся уже по всему дому.

— Что это? — резко привстав с кровати, спросила старая женщина.

— Крыса,— едва выговорил дрожащим голосом муж. — Крыса... Она пробежала мимо меня по лестнице.

Миссис Уайт села и прислушалась. Внезапно стены дома сотряслись от грохота.

— Это Герберт,— вскричала она.— Герберт! Женщина метнулась было к двери, но муж успел схватить ее за руку.

— Что ты собираешься делать? — хрипло прошептал он.

— Это же мой мальчик, Герберт! — воскликнула жена, вырываясь из его рук.— Я же совсем забыла — ему пришлось идти две мили! Зачем ты держишь меня? Пусти! Я должна открыть ему дверь.

— Ради всего святого, не впускай э т о в дом! — возопил старик.

— Ты испугался своего же сына! Отпусти меня. Я иду, Герберт, иду! — Резким движением женщина вырвалась и побежала к двери. Старик бросился следом, стал звать жену, но тщетно: она уже спешила по лестнице вниз. Загремела цепочка, заскрежетал железный засов.

— Верхняя щеколда! — донесся до него голос жены. — Спустись, я не достаю до нее!

Но мистер Уайт уже ползал по полу на четвереньках в поисках обезьяньей лапки. Только бы успеть, прежде чем ужасное существо проникнет в дом! Внизу уже грохотала настоящая канонада. Послышался визгливый скрип: это жена тянула по полу стул к двери. В тот самый момент, когда раздался скрежет второй щеколды, старик нашел талисман и яростно выдохнул свое третье и последнее желание. Стук оборвался, хотя эхо его, казалось, все еще бушевало в стенах дома. Скрипнул отодвигаемый стул — дверь отворилась.

Порыв ледяного ветра быстро достиг верхней площадки; в ту же секунду по всему дому разнесся протяжный горестный вой. Крик этот придал старику достаточно храбрости, чтобы сначала сбежать вниз, к жене, затем пройти с ней к калитке.