Михаил Кацал, Дмитрий Кузьмин. (Омск) 1-е место в «Полнометражной» группе. | — Это было давно. Тебя тогда еще не было. В этом странном мире жили Другие. Их история так же таинственна, как и то, что я сейчас сижу перед тобою. Они не оставили после себя ни одного следа, ничто не говорит об их прошедшей и исчезнувшей куда-то жизни. Но я знаю. Я знаю: что-то у нас не так, как было у Них. Не так пахнут и поют вельны — ты слышишь? Не так горят эти Звезды — ты видишь? Ты чувствуешь: вокруг нас не то, чего мы ждали? | |||
|
||||
Я знаю историю прошлого, я знаю Их историю, я могу поведать тебе ее и многое другое, о чем ты и не догадываешься.— Старик наклонился к мальчику и, схватив его за руку, порывисто заговорил: — Знаешь ли ты, мой мальчик, что мы одиноки?.. Испытывал ли ты когда-нибудь это странное чувство? Нет? Так знай же: нас — миллиарды, но мы одиноки, странно и страшно одиноки. Что такое Небо — ты знаешь? Что такое мы — догадываешься? Зачем светят звезды? Зачем— они, зачем — мы?.. Спокойной ночи, потомок Других. Закрой глаза и попытайся уснуть. Закрой глаза, мой мальчик, и представь сон. Я расскажу тебе о прошлом. ...Мальчик лежал в штрафной пещере-карцере на охапке сломанных вельнов, Старик присел у его изголовья. Он положил локти на колени, посмотрел куда-то в мрачную тень перед собой и начал: — Это было давно. Они называли себя людьми. Они жили в городах, в красивых городах, а в тех ангарах, где сейчас живет наша нация, они держали свиней. Они жили. Иногда два человека нравились друг другу, между ними возникало странное чувство — любовь. Они ходили, обнявшись, и смотрели вверх — на Небо. Они рвали цветы и дарили их друг другу. Цветы — это вроде наших вельнов, только те не могли петь, но были живыми. Иногда любящие расставались надолго, иногда — навсегда. Многие не выдерживали разлуки и умирали так же, как умолкает испорченный вельн. Нам никогда не понять их — мы слишком черствы. Люди плакали, Люди смеялись. Им было грустно и весело. Иногда выходило не так, как хотели бы Они — Люди говорили, что это судьба. Но Они умели многое из того, чего не умеем мы. Они не знали тайн природы, но умели чувствовать ее, и этого было вполне достаточно, чтобы жить, а не существовать. Над Ними было только Небо, под Ними лежала всего лишь Земля — тысячи лет одна и та же,— но Люди не становились от этого серыми и скучными. Они жили. Они были живы. Я не знаю, откуда взялись мы. Говорят по-разному: одни — что Люди однажды придумали нас, а мы убили Их, другие говорят: мы — это смешанная раса Людей и их созданий, но по каким-то причинам стерлась черта между Ними и нами, третьи говорят: мы перебрались сюда из далекой страны — оттуда, где горят Звезды. Но вряд ли эти предположения верны. Знаешь,
иногда мне кажется, что и я, и все вокруг
— бездушные механизмы. Мы все действуем
по одной программе, кем-то когда-то
заложенной в нас, мы — роботы, железные
ящики с ворохом проводов. Мы не умеем чувствовать,
нам не нужно думать. Мы все — в движении
наших стальных конечностей. Мы даже не
живем, мы - ничто, нас нет. Но ты не такой. Поверь мне, я видел последних Людей — ты похож на Них, удивительно похож. У тебя красивое Человеческое лицо, у тебя подлинное лицо Человека. ...Мальчик открыл глаза и непонимающе посмотрел на Старика. Тот сидел на корточках рядом, опустив свою треугольную голову с плоским лицом. Его единственный глаз на лбу блестел от слез, по сморщенной коже со множеством гнойных нарывов текли, извиваясь, соленые ручейки. А мальчик действительно был красив, он действительно был похож на Человека. Но он никогда не думал об этом. ...Незаметно за рассказом пришло утро. Когда Старик замолчал, Мальчик быстро поднялся и выбежал из пещеры. Ему было можно, Старику — нет. Свет настоящего сегодня Солнца залил все вокруг — от горизонта до этих текстолитовых скал. Свет нагрел прорезиненную дорожку — распустились дневные вельны, небольшие динамики на фотоэлементах в виде цветков с мягким стеблем. Аэрозольный воздух наполнился запахом аренов. Мальчик вряд ли чувствовал все это. Он бежал по тропинке между скал все быстрее и быстрее, его ноги машинально передвигались; раз-два, правая-левая, прыжок-приземление; раз-два, правая... Он бежал прочь от той пещеры. Он боялся ее, он боялся того Старика. Ему почему-то было страшно. Страх — он вспомнил это чувство... Правая-левая, раз-два... его тело совершало четко отработанные движения, словно выверенные годами, долгими годами, он мчался к горизонту. Вдруг в глаза сверкнуло Солнце. Глаза увидели Небо. «Что это?» Нет ответа. «Что это? Что это?» «Прекратить! Опасная зона в работе мозга». «Что это? Что прекратить?» «Прекратить!!» «Зачем все...» — «Механизм № 121275 не способен к дальнейшему существованию. Ликвидировать». ...Внутри мальчика что-то зло взвизгнуло, он упал, неловко вскинув руки, и замер на земле. Из тонкого, слабого тела торчали, качаясь, три пружины, на их медных кончиках повисли куски пластиковой плоти. Сквозь широко раскрытые глаза был виден внутренний механизм — изогнутый, перетянутый, испорченный. Адская машина теперь начала уничтожать саму себя. |
||||
|
||||
И миллионы, миллиарды одиноких Стариков, не зная друг о друге, сидели сейчас в ангарах, в жилблоках, в заводских корпусах, в штрафных пещерах, ребячески подтянув худые колени к плоскому подбородку, глупо думали об одиночестве — об этом странном чувстве — и тихо, чтобы никто не услышал, по-детски плакали. Слезы капали на пол, и бледные, дрожащие губы, без цвета, без жизни, шептали чуть слышно: «Закрой глаза... мой мальчик... представь... сон...» И Все шептали одну и ту же фразу — в одно и то же время. Если бы не было стен, этот шепот, шепот миллиардов, слился бы на одном выдохе в единый крик, в гром, в беспощадную бурю, во всеразрушающий ураган: «ПРЕДСТАВЬ
СОН». Вокруг
Света 1993 №2 |